как и я, ничего ты именем Божьим не можешь делать: хоть невидимое хоть зримое.
вот если бы я получил власть над бесами, на форумах меня бы уже не было,

Но ты же не скажешь, что ты Иудей и тебе уже более 2000 лет?  Ведь Спаситель 2000 лет назад  приходил в Иудею к погибшим овцам дома Израиля, и те, которые приняли Его, Он давал власть быть чадами Божьими.

Отредактировано Попутчик (Понедельник, 27 февраля, 2023г. 21:28:15)

самому не надоело это бла - бла - бла про власть?

Друг, книжная вера не спасает и власти над духами не даёт.
Если хочешь проверить, имеешь ли ты власть над не чистыми духами, то вперёд, таких пансионатов много где люди одержимые не чистыми духами.

О что здесь непонятно, друг? Он же Дух. А человек храм и дом Его.

[2 Кор.6:16]  Ибо вы храм Бога живого, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их Богом, и они будут Моим народом.

  Друг, так ты еще невежда в знании Писания.

[Евр.3:6] а Христос - как Сын в доме Его; дом же Его - мы, если только дерзновение и упование, которым хвалимся, твердо сохраним до конца.

Я  о реальности и говорю. Господь ко мне реально приходил и реально мне дал звезду утреннюю.

[Откр.2:28] и дам ему звезду утреннюю.
[Откр.22:16] Я, Иисус, послал Ангела Моего засвидетельствовать вам сие в церквах. Я есмь корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя.

Господь пришел ко мне ночью. Я ощущал, что от Него исходит сильная любовь, большая неугасимая дружба, трудно передать то, что от Него исходило и Он сказал мне: -Ну вот, Я посетил тебя и теперь Мне надо идти. И я сказал Ему: -Господи, Ты такой великий и Ты так редко приходишь, дай мне что-нибудь. Он  протянул руки и  извне достал очень большую книгу и раскрыл ее. В ней был древний Иерусалим в утреннем восходе солнца. И на небе сияла звезда. Он протянул руки в книгу и достал из нее эту звезду утреннюю и подал ее мне. Когда я ее взял, она оказалась в ларце. Я открыл ларец, в котором  сияла звезда и воскликнул: -Господи, так это же Ты!   Да, это Я! -сказал Господь. И звезда вышла из ларца и вошла внутрь меня. Тогда я не знал что мне делать от великой радости и сказал: -что же Тебе подарить Господи? Он сказал: -  подари Мне свой крестик. Я быстро кинулся в зал к вазам, где лежал мой медный крестик и найдя его понес в руке. Но войдя в комнату где был Господь, Его уже там не было и раскрыв свою руку, я увидел, что крестик мой, который был медный стал золотым.

Аллюзия, однако, налицо...

— Вот это я люблю! Нет, вот это лучше всего! — выкрикивал он конвульсивно, чуть не задыхаясь. — Один совсем в бога не верует, а другой уж до того верует, что и людей режет по молитве... Нет, этого, брат князь, не выдумаешь! Ха-ха-ха! Нет, это лучше всего!..
— Наутро я вышел по городу побродить, — продолжал князь, лишь только приостановился Рогожин, хотя смех всё еще судорожно и припадочно вздрагивал на его губах, — вижу, шатается по деревянному тротуару пьяный солдат, в совершенно растерзанном виде. Подходит ко мне: «Купи, барин, крест серебряный, всего за двугривенный отдаю; серебряный!». Вижу в руке у него крест, и, должно быть, только что снял с себя, на голубой, крепко заношенной ленточке, но только настоящий оловянный, с первого взгляда видно, большого размера, осьмиконечный, полного византийского рисунка. Я вынул двугривенный и отдал ему, а крест тут же на себя надел, — и по лицу его видно было, как он доволен, что надул глупого барина, и тотчас же отправился свой крест пропивать, уж это без сомнения. Я, брат, тогда под самым сильным впечатлением был всего того, что так и хлынуло на меня на Руси; ничего-то я в ней прежде не понимал, точно бессловесный рос, и как-то фантастически вспоминал о ней в эти пять лет за границей. Вот иду я да и думаю: нет, этого христопродавца подожду еще осуждать. Бог ведь знает, что в этих пьяных и слабых сердцах заключается. Чрез час, возвращаясь в гостиницу, наткнулся на бабу с грудным ребенком. Баба еще молодая, ребенку недель шесть будет. Ребенок ей и улыбнулся, по наблюдению ее, в первый раз от своего рождения. Смотрю, она так набожно-набожно вдруг перекрестилась. «Что ты, говорю, молодка?» (Я ведь тогда всё расспрашивал). «А вот, говорит, точно так, как бывает материна радость, когда она первую от своего младенца улыбку заприметит, такая же точно бывает и у бога радость всякий раз, когда он с неба завидит, что грешник пред ним от всего своего сердца на молитву становится». Это мне баба сказала, почти этими же словами, и такую глубокую, такую тонкую и истинно религиозную мысль, такую мысль, в которой вся сущность христианства разом выразилась, то есть всё понятие о боге как о нашем родном отце и о радости бога на человека, как отца на свое родное дитя, — главнейшая мысль Христова! Простая баба! Правда, мать... и, кто знает, может, эта баба женой тому же солдату была. Слушай, Парфен, ты давеча спросил меня, вот мой ответ: сущность религиозного чувства ни под какие рассуждения, ни под какие проступки и преступления и ни под какие атеизмы не подходит; тут что-то не то, и вечно будет не то; тут что-то такое, обо что вечно будут скользить атеизмы и вечно будут не про то говорить. Но главное то, что всего яснее и скорее на русском сердце это заметишь, и вот мое заключение! Это одно из самых первых моих убеждений, которые я из нашей России выношу. Есть что делать, Парфен! Есть что делать на нашем русском свете, верь мне! Припомни, как мы в Москве сходились и говорили с тобой одно время... И совсем не хотел я сюда возвращаться теперь! И совсем, совсем не так думал с тобой встретиться!.. Ну, да что!.. Прощай, до свиданья! Не оставь тебя бог!
Он повернулся и пошел вниз по лестнице.
— Лев Николаевич! — крикнул сверху Парфен, когда князь дошел до первой забежной площадки, — крест-от, что у солдата купил, при тебе?
— Да, на мне.
И князь опять остановился.
— Покажь-ка сюда.
Опять новая странность! Он подумал, поднялся наверх и выставил ему напоказ свой крест, не снимая его с шеи.
— Отдай мне, — сказал Рогожин.
— Зачем? Разве ты...
Князю бы не хотелось расставаться с этим крестом.
— Носить буду, а свой тебе сниму, ты носи.
— Поменяться крестами хочешь? Изволь, Парфен, коли так, я рад; побратаемся!
Князь снял свой оловянный крест, Парфен свой золотой, и поменялись.

Из произведения Фёдора Михайловича Д.

а Он?

А вам на кой страдать?
Назарянин же пострадал??

Ну, коли вам любо страдать, то и забирайте мою часть страданий! Дарю)))

а вот Павел готов был пострадать за соплеменников своих...

Так вот и говорю: помолитесь за Димитрия!