Да.

"ГЕНЕРАЛ. Ну, если дело в лич­ной сове­сти, так поз­вольте вам доло­жить вот что. Я чело­век в нрав­ствен­ном смысле – как и в дру­гих, конечно, – совсем сред­ний: не чер­ный, не белый, а серый. Ни осо­бен­ной доб­ро­де­тели, ни осо­бен­ного зло­дей­ства не про­яв­лял. И в доб­рых-то делах все­гда есть загвоздка: никак не ска­жешь наверно, по сове­сти, что тут в тебе дей­ствует, насто­я­щее ли добро или только сла­бость душев­ная, при­вычка житей­ская, а иной раз и тще­сла­вие. Да и мелко все это. Во всей моей жизни был только один слу­чай, кото­рый и мел­ким назвать нельзя, а глав­ное, я навер­ное знаю, что тут уже ника­ких сомни­тель­ных побуж­де­ний у меня не было, а вла­дела мною только одна доб­рая сила. Един­ствен­ный раз в жизни испы­тал я пол­ное нрав­ствен­ное удо­вле­тво­ре­ние и даже в неко­то­ром роде экс­таз, так что и дей­ство­вал я тут без вся­ких раз­мыш­ле­ний и коле­ба­ний. И оста­лось это доб­рое дело до сих пор, да, конечно, и навеки оста­нется, самым луч­шим, самым чистым моим вос­по­ми­на­нием. Ну‑с, и было это мое един­ствен­ное доб­рое дело – убий­ством, и убий­ством нема­лым, ибо убил я тогда в какие-нибудь чет­верть часа гораздо более тысячи человек…

ДАМА. Quelles blagues![8] А я думала, что вы – серьезно.

ГЕНЕРАЛ. Да, совер­шенно серьезно: могу сви­де­те­лей пред­ста­вить. Ведь не руками я уби­вал, не моими греш­ными руками, а из шести чистых, непо­роч­ных сталь­ных ору­дий, самою доб­ро­де­тель­ною, бла­го­твор­ною картечью.

ДАМА. Так в чем же тут добро?

ГЕНЕРАЛ. Ну конечно, хоть я не только воен­ный, а по-нынеш­нему и «мили­та­рист», но не стану же я назы­вать доб­рым делом про­стое истреб­ле­ние тысячи обык­но­вен­ных людей, будь они немцы или вен­герцы, англи­чане или турки. А тут было дело совсем осо­бен­ное. Я и теперь не могу рав­но­душно рас­ска­зы­вать, так оно мне всю душу выворотило.

ДАМА. Ну, рас­ска­зы­вайте скорей!

ГЕНЕРАЛ. Так как я об ору­диях упо­мя­нул, то вы, конечно, дога­да­лись, что было это в послед­нюю турец­кую войну. Я был при кав­каз­ской армии. После 3‑го октября…

ДАМА. Что такое 3‑е октября?

ГЕНЕРАЛ. А это было сра­же­ние на Ала­джин­ских высо­тах, когда мы в пер­вый раз «непо­бе­ди­мому» Гази-Мух­тар-паше все бока обло­мали… Так после 3‑го октября мы сразу про­дви­ну­лись в эту ази­ат­чину. Я был на левом фланге и коман­до­вал пере­до­вым раз­ве­доч­ным отря­дом. Были у меня ниже­го­род­ские дра­гуны, три сотни кубан­цев и бата­рея кон­ной артил­ле­рии. – Страна неве­се­лая – еще в горах ничего, кра­сиво, а внизу только и видишь, что пустые, выжжен­ные села да потоп­тан­ные поля. Вот раз – 28 октября это было – спус­ка­емся мы в долину, и на карте зна­чится, что боль­шое армян­ское село. Ну конечно, села ника­кого, а было дей­стви­тельно поря­доч­ное, и еще недавно: дым виден за много верст. А я свой отряд стя­нул, потому что, по слу­хам, можно было наткнуться на силь­ную кава­ле­рий­скую часть. Я ехал с дра­гу­нами, казаки впе­реди. Только вблизи села дорога пово­рот делает. Смотрю, казаки подъ­е­хали и оста­но­ви­лись как вко­пан­ные – не дви­га­ются. Я поска­кал впе­ред; прежде чем уви­дел, по смраду жаре­ного мяса дога­дался: баши­бузуки свою кухню оста­вили. Огром­ный обоз с бег­лыми армя­нами не успел спа­стись, тут они его захва­тили и хозяй­ни­чали. Под теле­гами огонь раз­вели, а армян, того голо­вой, того ногами, того спи­ной или живо­том при­вя­завши к телеге, на огонь све­сили и поти­хоньку под­жа­ри­вали. Жен­щины с отре­зан­ными гру­дями, животы вспо­роты. Уже всех подроб­но­стей рас­ска­зы­вать не стану. Только одно вот и теперь у меня в гла­зах стоит. Жен­щина навз­ничь на земле за шею и плечи к тележ­ной оси при­вя­зана, чтобы не могла головы повер­нуть, – лежит не обо­жжен­ная и не обо­дран­ная, а только с искрив­лен­ным лицом – явно от ужаса померла, – а перед нею высо­кий шест в землю вбит, и на нем мла­де­нец голый при­вя­зан – ее сын, навер­ное, – весь почер­нев­ший и с выка­тив­ши­мися гла­зами, а подле и решетка с потух­шими углями валя­ется. Тут на меня сна­чала какая-то тоска смер­тель­ная нашла, на мир Божий смот­реть про­тивно, и дей­ствую как будто маши­нально. Ско­ман­до­вал рысью впе­ред, въе­хали мы в сожжен­ное село – чисто, ни кола ни двора. Вдруг, видим, из сухого колодца чучело какое-то караб­ка­ется… Вылез, зама­зан­ный, обо­дран­ный, упал на землю нич­ком, при­чи­тает что-то по-армян­ски. Под­няли его, рас­спро­сили: ока­зался армя­нин из дру­гого села; малый тол­ко­вый. Был по тор­го­вым делам в этом селе, когда жители собра­лись бежать. Только что они тро­ну­лись, как нагря­нули баши­бузуки, – мно­же­ство, гово­рит, сорок тысяч. Ну, ему, конечно, не до счету было. При­та­ился в колодце. Слы­шал вопли, да и так знал, чем кон­чи­лось. Потом, слы­шит, баши­бузуки вер­ну­лись и на дру­гую дорогу пере­ехали. Это они, гово­рит, навер­ное, в наше село идут и с нашими то же делать будут. Ревет, руки ломает.
Тут со мною вдруг какое-то про­свет­ле­ние сде­ла­лось. Сердце будто рас­та­яло, и мир Божий точно мне опять улыб­нулся. Спра­ши­ваю армя­нина, давно ли черти отсюда ушли? По его сооб­ра­же­нию – часа три.

– А много ли до вашего села кон­ного пути?

– Пять часов с лишком.

– Ну, в два часа никак не дого­нишь. Ах ты, Гос­поди! А дру­гая-то дорога к вам есть, короче?

– Есть, есть. – А сам весь встре­пе­нулся. – Есть дорога через уще­лья. Совсем корот­кая. Немно­гие и знают ее.

– Кон­ному пройти можно?

– Можно.

– А орудиям?

– Трудно будет. А можно.

Велел я дать армя­нину лошадь, и со всем отря­дом – за ним в уще­лье. Как уж мы там в горах караб­ка­лись – я и не заме­тил хоро­шенько. Опять маши­наль­ность нашла; но только в душе лег­кость какая-то, точно на кры­льях лечу, и уве­рен­ность пол­ная: знаю, что нужно делать, и чув­ствую, что будет сделано.

Стали мы выхо­дить из послед­него уще­лья, после кото­рого наша дорога на боль­шую пере­хо­дила, – вижу, армя­нин ска­чет назад, машет руками: тут, мол, они! Подъ­е­хал я к пере­до­вому разъ­езду, навел трубку: точно – кон­ницы видимо-неви­димо; ну, не сорок тысяч, конечно, а тысячи три-четыре будет, если не все пять. Уви­дали чер­товы дети каза­ков – пово­ро­тили нам навстречу – мы-то им в левый фланг из уще­лья выхо­дили. Стали из ружей палить в каза­ков. Ведь так и жарят, ази­ат­ские чудища, из евро­пей­ских ружей, точно люди! То там, то тут казак с лошади сва­лится. Стар­ший из сотен­ных коман­ди­ров подъ­ез­жает ко мне:

– При­ка­жите ата­ко­вать, ваше пре­вос­хо­ди­тель­ство! Что ж они, ана­фемы, нас, как пере­пе­лок, под­стре­ли­вать будут, пока ору­дия-то уста­нав­ли­вают. Мы их и сами разнесем.

– Потер­пите, голуб­чики, еще чуточку, говорю. Разо­гнать-то, говорю, вы их раз­го­ните, а какая ж в том сла­дость? Мне Бог велит при­кон­чить их, а не разгонять.

Ну, двум сотен­ным коман­ди­рам при­ка­зал, насту­пая врас­сып­ную, начать с чер­тями пере­стрелку, а потом, ввя­зав­шись в дело, отхо­дить на ору­дия. Одну сотню оста­вил мас­ки­ро­вать ору­дия, а ниже­го­род­цев поста­вил усту­пами влево от бата­реи. Сам весь дрожу от нетер­пе­ния. И мла­де­нец-то жаре­ный с выка­чен­ными гла­зами передо мной, и казаки-то падают. Ах ты, Господи!

ДАМА. Как же кончилось?

ГЕНЕРАЛ. А кон­чи­лось по самому хоро­шему, без про­маха! Ввя­за­лись казаки в пере­стрелку и сей­час же стали отхо­дить назад с гиком. Чер­тово племя за ними – раз­за­до­ри­лись, уж и стре­лять пере­стали, ска­чут всей ора­вой прямо на нас. Под­ска­кали казаки к своим саже­ней на две­сти и рас­сы­па­лись горо­хом кто куда. Ну, вижу, при­шел час воли Божией. Сотня, раз­дайся! Раз­дви­ну­лось мое при­кры­тие попо­лам – направо-налево – все готово. Гос­поди бла­го­слови! При­ка­зал пальбу батарее.

И бла­го­сло­вил же Гос­подь все мои шесть заря­дов. Такого дья­воль­ского визга я отро­дясь не слы­хи­вал. Не успели они опом­ниться – вто­рой залп кар­течи. Смотрю, вся орда назад шарах­ну­лась. Тре­тий – вдо­гонку. Такая тут кутерьма под­ня­лась, точно как в мура­вей­ник несколько зажжен­ных спи­чек бро­сить. Заме­та­лись во все сто­роны, давят друг друга. Тут мы с каза­ками и дра­гу­нами с левого фланга уда­рили и пошли кро­шить как капу­сту. Немного их уска­кало – кото­рые от кар­течи увер­ну­лись, на шашки попали. Смотрю, иные уж и ружья бро­сают, с лоша­дей соска­ки­вают, амана запро­сили. Ну, тут я уж и не рас­по­ря­жался – люди и сами пони­мали, что не до амана теперь, – всех казаки и ниже­го­родцы порубили.

А ведь если бы эти без­мозг­лые дья­волы после двух пер­вых-то зал­пов, что были им, можно ска­зать, в упор пущены – саже­нях в два­дцати-трид­цати, – если бы они вме­сто того, чтобы назад кинуться, на пушки поска­кали, так уж нам была бы вер­ная крышка – тре­тьего-то залпа уж не дали бы!

Ну, с нами Бог! Кон­чи­лось дело. А у меня на душе – свет­лое Хри­стово Вос­кре­се­ние. Собрали мы своих уби­тых – трид­цать семь чело­век Богу душу отдали. Поло­жили их на ров­ном месте в несколько рядов, глаза закрыли. Был у меня в тре­тьей сотне ста­рый уряд­ник, Одар­ченко, вели­кий начет­чик и спо­соб­но­стей уди­ви­тель­ных. В Англии был бы пер­вым мини­стром. Теперь он в Сибирь попал за сопро­тив­ле­ние вла­стям при закры­тии какого-то рас­коль­ни­чьего мона­стыря и истреб­ле­нии гроба какого-то их почи­та­е­мого старца. Клик­нул я его. «Ну, – говорю, – Одар­ченко, дело поход­ное, где нам тут в алли­лу­иях раз­би­раться, будь у нас за попа – отпе­вай наших покой­ни­ков». А для него, само собой, пер­вое удо­воль­ствие. «Рад ста­раться, ваше пре­вос­хо­ди­тель­ство!» А сам, бес­тия, даже про­сиял весь. Пев­чие свои тоже нашлись. Отпели чин-чином. Только свя­щен­ни­че­ского раз­ре­ше­ния нельзя было дать, да тут его и не нужно было: раз­ре­шило их зара­нее слово Хри­стово про тех, что душу свою за други своя пола­гают. Вот как сей­час мне это отпе­ва­ние пред­став­ля­ется. День-то весь был облач­ный, осен­ний, а тут разо­шлись тучи перед зака­том, внизу уще­лье чер­неет, а на небе облака раз­но­цвет­ные, точно Божьи полки собра­лись. У меня в душе все тот же свет­лый празд­ник. Тишина какая-то и лег­кость непо­сти­жи­мая, точно с меня вся нечи­стота житей­ская смыта и все тяже­сти зем­ные сняты, ну, прямо рай­ское состо­я­ние – чув­ствую Бога, да и только. А как стал Одар­ченко по име­нам поми­нать ново­пре­став­лен­ных вои­нов, за веру, царя и оте­че­ство на поле брани живот свой поло­жив­ших, тут-то я почув­ство­вал, что не мно­го­гла­го­ле­ние это офи­ци­аль­ное и не титул какой-то, как вот вы изво­лили гово­рить, а что вза­правду есть хри­сто­лю­би­вое воин­ство и что война, как была, так есть и будет до конца мира вели­ким, чест­ным и свя­тым делом…"

Про ягель и я помню. И про то, что мы никому не интересны. А ещё они с Юлькой любят часто повторять: их гонят в дверь, а они во все щели лезут, как тараканы.
Слушай, это надо же умудриться возрастить в себе такую ненависть к людям и превосходство?
Тут на психопатию тянет у обоих.
Вообще, зелёнка - это сборище моральных уродов, ты заметил?

Пацифистами были только меннониты, а все баптисты, пуритане, индепенденты, пресвитериане, французские и бельгийские гугеноты, вполне спокойно брали в руки оружие, если в этом видели необходимость. Вы на ровном месте фантазируете, а я вот читал работы историков: Торбета, Шаффа. У меня есть и книги Гонсалеса по истории христианства. Всё это авторы-протестанты, специализирующиеся по истории христианства. В Англии, протестанты совершили первую в мире революцию - Английская буржуазная революция, казнив короля Карла, и установив республиканское управление под управлением лорда-протектора Кромвеля, республиканское управление потом пришло в США. Даже Джон Буньян, автор "Пилигрима", в свое время служил в армии Кромвеля.

Разве что здесь - если всех их забаните. В реальности же, боюсь, на это потребуется десятки лет - два поколения минимум. И то - при условии, что наша власть будет солидарна с народом. А там, как мне видится, единодушия нет.

да я бы даже обобщил, что вообще проповедовать словами - это убогий идеализм

христианство давно от этого отказалось - у апостола проповедь не в словах, а в явлении духа и силы

над этими же бла-бла-благовествователями сейчас только потешаются все, кто просекает ситуацию, и серьёзно не воспринимают их

до первой бомбёжки - как на евре и произошло...

и с любыми так будет, когда жареный петух начнёт клевать...

кроме тех, кто действительно в духе и силе... те избранные устоят (согласно Писанию)

богатыри немы

Отредактировано air (Вторник, 5 апреля, 2022г. 20:25:19)

мелко копаете

но, впрочем, Вам видней..

А я помню, с Зероманом было ведь когда-то нормальное общение. Может быть помнишь была тема, там все начали не по теме общаться, а как в беседке, про вино, кто какое пьет, про музыку, кто какую слушает. Вроде бы то ли Великий пост шел, то ли заговление перед ним. Мне запомнилось тогда доброе общение. Да и про Станислава я помню, что некоторые его сообщения мне интересно было читать. С Зероманом отношения обострились, когда я начал обсуждать Прибалтику, что она потеряла советские заводы, а то что еще осталось, это советское наследие. У нас в России впрочем такая же картина, но еще побольше осталось предприятий - советского наследия. Видимо Зеромана раздражает советский период. А со Станиславом, никогда терок и не было. Да и я в основном сидел в православном разделе, да в протестантском видео размещал каких-нибудь лекторов, проповедников. В другие разделы редко совался.

Отредактировано Денис Нагомиров (Вторник, 5 апреля, 2022г. 21:12:10)

нам обоим видней, потому что каждому со своей колокольни видней

Иуда в квадрате. Родился на Донбассе, а жил в Крыму.
Как можно назвать человека, который ненавидит свою родину?

К злодеям Его причислили не за Петра. А за неслыханное для фарисеев злодеяние - называние Себя Богом

Подпись автора

²⁹ Ибо кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братиями. ³⁰ А кого Он предопределил, тех и призвал, а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал, тех и прославил
Римлянам 8:29-30

Возможно, я изложу свои соображения на этот счёт, но, конечно же, не в этой теме. И уже не знаю, на этом ли форуме: богословские вопросы здесь - что свеча под юпитерами.

И потом баптисты точно так-же служили в армии и воевали. Сперджен перед солдатами проповедь произносил, вдохновляя их на бой, причем с нам россиянами. Потому что они отправлялись на Крымскую войну. Точно так-же и сейчас, американские баптисты вполне спокойно служат в армии, существуют баптистские пасторы-капелланы. Кстати, Денис, по догматике, вышел первый том Бавника на русском.