Случайный прохожий написал(а):Назар, возможно, что Вы никогда не найдёте ответ на свой вопрос, просто по той причине, что его не существует в природе. Сатана небыл совершенным существом до своего падения. Почему Вы так уверены, что он был совершенным существом?
Этот рассказ нужно рассматривать не как духовное произведение, а исключительно как способ донесения моего ответа. В этом рассказе я доношу то, что Бог открыл мне на эту тему.
Это было дивное видение. Ангел Сегор воспевал псалом настолько лично и сокровенно, что мне стало не по себе. Да и все окружающее бытие, почувствовав себя неуместным, сжалось и замерло. Что это был за голос?! Невозможно описать, ибо звучал Дух, а не он.
Сегор показал мне усыпанную звездами глубину ночного неба и сказал: "Все это до величайшего восстания Люцифера было совсем другим. Сейчас здесь бесконечная война, а тогда был постоянный праздник".
"Как же это могло быть? - подумал я. - Насколько светлее и сильнее ангелы человека. Они непорочно жили в лоне самого Бога и несоизмеримо больше осознавали Его абсолютное величие. Как же тогда одна треть из них смогла пойти за восставшим Херувимом? Какая же это была личность, что смогло такое произойти?"
Может быть, к счастью, человечеству не довелось наслаждаться вселенским праздником красоты, имя которому – Люцифер. И как для каждого из нас небо является естественным достоянием, так и он был неотъемлемой частью и естественным достоянием для всего мироздания. Ибо, как написано: "Люцифер являлся печатью совершенства, полнотой мудрости и венцом красоты" (Иез. 28:12).
"Чем же он отличался от всех нас?"- вспоминает Сегор. - Ведь мы тоже созданы прекрасными. Как объяснить это тебе?!
Тебе приходилось ранним утром встречать восходящую зарю? На фоне чистой, умиротворенной свежести восстает нечто значительное. Оно в корне отличается от всего существующего, оно живое и цветное после черно-белого замирания (Исайя. 14:12). Посему и написано, что "Люцифер был сыном зари и осеняющим Херувимом" (Иез. 28:14).
В его присутствии все обыкновенное становилось необыкновенным, как бы по-другому освещенным. Мы наслаждались им. Красота и создана для красоты жизни. И она была местом наших встреч, общений и отдыха. Люцифер уделял всем внимание и всем искренне радовался. А мы воспринимали это как удивительное угощение для каждого гостя.
Его великолепие было всегда неожиданным, даже на запланированных встречах. Вот он наклонил голову, и никто и никогда не делал этого красивее, так как его движение было венцом красоты. Потом он наклонит ее совсем по-другому, и снова неповторимо прекрасно. Эта постоянно меняющаяся красота была живой.
Было совершенно очевидно, что внешность Люцифера не в силах выразить всего его, но, наоборот, она, как крутой берег, постоянно сдерживала неиссякаемое половодье живительных чувств, доступного благородства и отточенности ума. Распили золотое кольцо на мелкие кусочки или разотри его в порошок, а оно – все золото, золото, золото. Так совершенство, мудрость и красота составляли саму суть этой личности. Личности самой высокой, эталонной пробы. Эта очевидность давала Люциферу силу быть по-детски естественным и по-старчески снисходительным. На самодовольство и тщеславие не было и намека, иначе конец всякой красоте. И со дня сотворения своего Люцифер был совершенен в путях своих. Ибо так написано! (Иез. 28:15).
Мы все тянулись к нему, старались побыть рядом и осениться его великолепием. И это была правильная и здоровая потребность. А одна треть ангелов постоянно следовала за ним, куда бы он ни шел. Они, как маленькие дети, пораженные красотой невесты, были милы и непосредственны.
Сам Люцифер переживал происходящее несоизмеримо глубже других. И чем проникновеннее погружался он в самосозерцание, тем более восхищался созданной в нем красотой. Она ему казалась каким-то отдельным от него великолепием. И он возжаждал и возревновал о ней. О чем это я? А о том, что он, Люцифер, прекрасная картина, но ведь есть Художник. Ему и принадлежит вся слава. Это очевидное для всех понимание неотступно и остро засело в его сознании.
Однажды в ответ на восхищенные взгляды еле заметной тенью мелькнуло в нем раздражение. Люцифер даже до конца не понял, было оно или нет. "И при чем здесь небожители", - подумал он. Но со временем странное, ничем не обоснованное недовольство стало иметь место. А всеобщая восторженность праздника все более подогревала это. Люциферу хотелось встать и зареветь на все мироздание: "Это не моя слава, а Бога!!!" Но зачем? Ведь для всех это само собой разумеется.
"Я любил его до смерти, - продолжал Сегор. - Я любил именно его, а не только его красоту. Он же, будучи старшим братом, наставником и другом, был сильно привязан ко мне. И я бесконечно дорожил этим".
В тот роковой день Люцифер откровенно долго глядел на меня. Прощальными мгновеньями мы готовы насыщаться вечно. Если бы я тогда знал, что теряю его навсегда! Я не прервал бы это неумолимое течение драгоценных минут. Но мне хотелось поскорее заговороить с ним, и я спросил: "А о чем ты мечтаешь, Люцифер, к чему стремишься?" Он двусмысленно улыбнулся: "О чем же мне мечтать?" Тихая грусть ответа была очевидной. "Действительно, - подумал я, - о чем может мечтать и к чему стремиться конечная цель совершенства мудрости и красоты. Но такая личность должна же все-таки к чему-то стремиться. Но к чему?"
Непродолжительное молчание нарушил Люцифер: "А знаешь, Сегор, мне стало невыносимо испытывать восторженные взгляды. Я чувствую себя какой-то прекрасной картиной, и что из этого? Картиной любуются, а слава - художнику.
А я сам по себе что? Пустое место".
Я задумался. Странный подход Люцифера был неожиданным.
- Зачем ты отделяешь себя от Бога? - спросил я.
- Сможешь ли ты понять меня, - продолжал он, как бы оправдываясь. - Я создан все иметь в полноте. Если мудрость, то - всю, если совершенство, то - печать, если красота, то - венец. Кто-то создан ходить, кто-то летать. Поэтому кто-то ходит, а кто-то летает. А я создан все иметь в полноте. Для меня легче не иметь вовсе, чем не иметь все. О, если бы Всевышний отдал мне славу свою, которая принадлежит Ему за мое создание! Только за мое! Я так просил Его! Я готов был на все ради этого!
- Да, но этим ты восстал против Него! Ты - творение, и хочешь стать творцом?!
А кто же тогда Он? Ты устраняешь Его из своего бытия, и сам себе становишься Богом. В чем будет Его присутствие? Ему уже нет места.
- Знаю, - выдохнул Люцифер и надолго замолчал. Он всегда чувствовал, что его великое переживание в конце концов выльется во что-то очень значительное.
Значительное выходило из таинственной бездны неудержимой лавиной. И, пытаясь объять всю необъятность своего падения, Люцифер воскликнул: - Хоть в этом я имею теперь все до конца.
Полнота новых, доселе неведомых чувств стала переполнять его. А значимость и масштаб восстания вызывали в нем восхищение. Ибо не было пределов, где бы мироздание не замерло от его дерзости. Дальше в моем видении произошло нечто удивительное. Сегор незаметно исчез. Я же, будучи вовлеченным в его рассказ, отметил это пропутно, а бурный диалог продолжался, но уже со мной. - Зато я теперь свободен от Него, от твоего Бога, а ты ? нет,- выпалил Люцифер.
- Люцифер, ты еще Люцифер или уже дьявол?
- Дьявол, и без малейшего сожаления. Ты же, оставаясь со своим Небесным Отцом, всегда и во всем должен будешь считаться с Ним. Ибо написано, что Сын ничего не делает, если не скажет ему Отец" (Иоанн. 8:28). Иначе он перестает быть Сыном. Когда я подговорил Каина убить брата своего Авеля, знаешь, какую свободу, какое самоутверждение почувствовал он! Всю жизнь Каин имел над собой отца своего, Адама: «А что скажет отец? А разрешит ли он?» Он даже представить себе не мог, что есть новое, совсем другое состояние. А теперь, прямо ослушавшись отца, Каин вычеркнул его из своей жизни. И сам стал себе отцом. Разве это не так?
- Нет, не так! Ты называешь это свободой, потому что потерял все. А я свободен, потому что имею все в Отце моем Небесном. Да, я трепетно боюсь огорчить Его и потерять с Ним общение. Но меня мало интересует, что думают обо мне остальные. Как я выгляжу в том или ином случае, какую занимаю должность и положение. И это дает мне истинную свободу. Из-за чего Каин убил брата своего? Из зависти. Выходит, в твоей свободе он не свободен от зависти.
Он не свободен и от лжи, так как теперь ему пришлось лгать. Какая же это свобода? А мне кому завидовать, если я имею такого Отца? Ты ради чести его творения потерял все, а я имею Его Самого. И все, что Его - мое. Ты помнишь притчу о блудном сыне? Отец ради возвратившегося блудного сына заколол откормленного теленка и устроил пир. Но ради второго сына не заколол даже ягненка, хотя тот постоянно был с ним и исправно служил ему. И вот второй сын сильно обиделся. А я, если бы был на его месте, не испытал бы огорчения, так как живу Отцом, а не только Его дарами. Что же, Отец не справедлив? Но заметь, что он сказал не первому, а второму сыну: "И все мое – твое". Каким образом Отец отдает ему все? Потому что второй сын имеет благодать быть всегда с Отцом. Как написано: "Сын мой, ты всегда со мной, и все мое – твое" (Лк. 15:31). Видишь ли, Бог-Отец – это и есть все. И что мне при этом мешает пойти на пир и вместе со всеми есть откормленного теленка? В этом иносказание. Когда Бог дает кому-то дар, к примеру, дар исцеления или дар провидца, я буду радоваться и вместе со всеми пользоваться этим. Но вот я постоянно имею Самого Отца. Дар Его или Он Сам, что больше? В этой притче о блудном сыне особенно подчеркнута эта несоизмеримость.
Когда я, усталый, иду домой и, припав духом к груди Отца, говорю Ему: "Отец мой!..” Кто и какими весами измерит мою радость и успокоение? Есть такой фильм "Король-лев". Меня сильно впечатлил один эпизод. Маленький львенок, сын короля, ослушавшись, чуть было не погиб. Ты знаешь, что и со мной такое бывало не раз. На фоне ночного, звездного неба показана величественная фигура Короля-льва. И крохотный сын со своей страшной виной идет к нему. А когда ямка, в которую он попадает, оказывается внушительным следом лапы отца, львенок еще больше втягивает свою виноватую головку. В той памятной беседе сын с удивлением узнает, что его бесстрашный, могущественный и всеми почитаемый отец может быть смертельно испуган. Но вот он боялся потерять сына. Как же тогда и мне не бояться огорчить моего Небесного Отца, если Он меня так любит? В этом фильме король-лев и его сын были почти счастливы друг с другом. Но почему почти? Потому что на вопрос сына "будет ли так всегда?" король не мог ответить положительно. А знаешь, чем совершенно счастлив я, и особенно благодаря Отцу своему Небесному? Тем, что Он никогда не перестанет быть, чтобы я не остался без Него.
В этот момент я почувствовал особое вдохновение, разум мой просветлел, и я продолжал:
- Вот сейчас Отец мой Небесный дает мне откровение, вот сейчас! Слушай! Ибо оно касается тебя.
Когда все видели в Люцифере непоколебимое и вечное достояние красоты, только Всевышний знал, что это процесс становления дьявола. И сей противник должен был быть бесконечно велик. Ибо надо было, чтобы в момент восстания в тебе было все в избытке, абсолютно все, кроме Отца. Теперь никто не может подумать, что вот бы Люциферу еще немного мудрости, он бы победил. Но вот в тебе была полнота ее. Или никто не может сказать, что вот бы тебе еще немного совершенства, и ты был бы счастлив в твоем восстании. Но вот ты был печатью совершенства и венцом красоты, а стал абсолютно несчастнейшим существом, ибо остался без Отца, в котором все полнота. Аминь!
Это откровение нанесло страшный удар по дьявольскому самолюбию. Ведь он постоянно и изо всех сил пытался сделать хоть что-то, что было бы неожиданно для Бога. Но опять терпел крах.
- Зачем же Богу надо было творить дьявола? - угасшим и почти безразличным голосом спросил он.
- Затем, чтобы помимо божественной воли была и другая – твоя. Так все получили свободу выбирать. И эта свобода строго охраняется Богом. Вот почему, как написано, что в семь раз отмстится тому, кто посягнет на Каина за его выбор последовать за тобой. Ибо Отец мой хранитель свободы. Видишь всемогущество Бога? Даже ты в конце концов служишь Ему.
- Да, Бог один Всемогущий и Вездесущий и всё служит Ему одному. А ты служишь Отцу и Сыну и Святому Духу. Это что за многобожье такое? Разве ты не знаешь, что Бог один? И при чем здесь Святой Дух?
- Что искушаешь меня, Сатана? Ты уже осужден. Но пусть мой ответ станет свидетельством тем, кто обманут тобой в этом неверии. Да содрогнутся они, ибо начало начал твоего восстания, корень его причины и острие направлено именно против этой веры и никакой больше другой. Это потом, как уже результат падения, ты стал противником всякого добра. Ведь тогда ты был согласен на любую веру и вообще на все, лишь бы овладеть славой Создателя. Только Он тебе мешал один. Так, Каин, устранив Отца, перестал быть сыном. Ибо понятие "Сын" не может быть без понятия "Отец". А устранив Отца и Сына, ты устраняешь и Святого Духа. Ибо Он призван свидетельствовать о Них. Поэтому, действительно, зачем тебе нужен свидетель?
Он, Всемогущий и неисследимый Бог, один, как один ты и я. Но в Нем одном три личности, а в тебе и во мне – по одной. Почему Отец? Да потому, что Он родил, как написано. Почему Сын? Да потому, что Он родился, как Сын человеческий. Ибо надо Ему одновременно иметь и второе бытие. У меня есть размышление об этом. Но я спешу объявить тебе, что не постигаю всего этого. Ибо не всегда можно постичь то, что уже знаешь. Видишь, я опять свободен, свободен от необходимости все объяснять. Не имея больше ни малейшего желания что-либо слушать или отвечать, я резко развернулся и пошел прочь. Но предчувствие недосказанности нарастало с каждым мгновением. "Да, Иисус Христос пришел и спас тебя, - услышал я сзади. - И ты многому научен. Но вот ты не знаешь о своем происхождении".
Я приостановился.
- Еще до создания мира ты последовал плану Бога, согласно которому, будучи лишенным памяти, должен был родиться человеком. Таково происхождение людей.
Ты и есть тот самый Сегор, мой Сегор! Сегор! - нежно и с болью вновь простонал он.
Я вспомнил все так живо, как будто никогда не забывал. Вот, прощаясь навсегда, Люцифер обнял меня в последний раз. Вот он становится дьяволом, а я тихо умираю. Вот строки, вышедшие из той, моей "зарубленной" души:
Ты свято осторожно верь,
Ведь свято – это часто слепо.
Но будь же свято верным сам.
Пусть это будет даже слепо.
Так ты учил меня, мой брат,
Таким растил меня, любил.
Прости, что стал не тем, кем был, Я это все не пережил.
Я слишком беззаветно жил, Я слишком ясным, светлым был.
На светлом страшное пятно, Невыносимое оно…
Вот таким подобрал меня тогда мой Небесный Отец.
Вечность…, время не отменяет вечность, а прячет ее от нас. Но, находясь во власти времени, мы имеем власть менять вечность.
Как дорого бывает то, что остается нам от бесконечно родного существа. Но я боролся.
- Сегор, мальчик мой, я рад за тебя.
- Отойди от меня, Сатана.
- Да-да, но помни, я рад за тебя.
- Отойди.
Отредактировано Сергей Горшков (Вторник, 24 января, 2017г. 01:22:10)
